2 сентября, днем позже меня, в нашем девятом «Б» появился новичок. Рослый, широкоплечий, он стоял, перед нами, держа портфель за спиной, посмеиваясь и покачиваясь с пятки на носок. Роскошные джинсы, остроносые туфли, клетчатая рубашка, кожаная куртка со стоячим воротником. Никто из нас так не одевался. И никто не держался так уверенно, точнее, самоуверенно.
– Магистов Максим, – представила его классная.
Звали ее Клара Исаевна, сокращенно Клариса.
Новичок сел ко мне на «камчатку». От него пахло тонким одеколоном, темные волосы тщательно зачесаны на пробор. Он был какой-то весь из себя особенный, такого парня мне среди ровесников еще не встречалось.
– Как поживаешь? – спросил он со странной интонацией, слегка гнусавя.
Я пожал плечами и молча показал большой палец.
На большой перемене он широким жестом предложил нам, курильщикам, сигареты с фильтром, пустил дым густыми колечками, рассказал похабный анекдот, поинтересовался, как тут у нас развит спорт, словно невзначай обронил, что давно не надевал боксерских перчаток, при этом влажным глазом сердцееда раздевал наших девчонок.
Мы все были сексуально озабоченными, но только он не стеснялся это показывать. Тоном опытного методиста он преподал нам краткую теорию обольщения.
– Об этом нужно говорить, глядя прямо в глаза. Не надо ходить вокруг да около. Не надо стесняться. Что происходит, когда вы стесняетесь? Они тоже стесняются! А что еще им остается? Понимаете, они тоже хотят. У них тоже гормоны играют. Про гормоны что-нибудь слышали? Короче, они хотят не меньше, чем мы. Надо только помочь им расслабиться и получить удовольствие.
– Как? – спросил самый непонятливый из нас.
Макс смерил недотепу уничтожающим взглядом:
– Что как?
– Как помочь расслабиться?
– Ты чем слушал? Я только что сказал. Нужно говорить прямо: я тебя люблю, поэтому я тебя хочу.
– А если я не люблю, а просто хочу? – спросил недотёпа.
Макс терпеливо объяснил:
– Ну, чего тебе стоит сказать, что ты её любишь? Ничего тебе не стоит. Так не будь олухом!
– Если ты такой опытный, – сказал недотепа, – скажи, какая из наших девчонок… уже…того?
Макс ответил тоном авторитетного эксперта:
– В вашем классе много горячих девчонок, но все до одной целки. Он сделал паузу и неожиданно закончил с пошлой ухмылочкой. – Но это дело поправимое.
Я прислушался к его речи. Он не только гнусавил, но и плохо выговаривал «р», как бы картавил.
Он выглядел пижоном и вел себя, как пижон, но в нем не было ничего смешного и ненастоящего. Он просто страшно любил влиять на других, подчинять себе. Среди подростков, которые рано взрослеют, это не редкость. Таким было мое первое впечатление.
Мы оба только что приехали в этот город, сидели за одной партой и жили неподалеку друг от друга. Нам сам бог велел стать друзьями.
Через неделю он вел меня к молоденьким медичкам: по его словам, их проще поиметь.
– Они хорошо знают физиологию, поэтому проще смотрят на половые отношения. А твоя невинность – это что-то ненормальное. Пора с этим кончать. Сегодня у тебя есть шанс. Если упустишь – ты мне не друг, понял?
Он меня достал своими нотациями, я выругался. Макс резко остановился и вылупился на меня.
– А как ещё на тебя подействовать?
Я сказал, что своё еще наверстаю после армии.
– Ага! – возмутился Макс. – Он вернется из армии, женится и тогда наверстает! Ты пойми, тебе это сейчас нужно. Если не будешь иметь женщину, начнешь дрочить, высушишь себе спинной мозг.
Он пересказал распространенную среди взрослых точку зрения на мастурбацию. Я слушал, развесив уши.
Макс больно ткнул меня в грудь указательным пальцем.
– Значит, так. У медичек однокомнатная квартира. Я с блондиночкой удалюсь в кухню. В твоем распоряжении брюнеточка, комната и двуспальная кровать.
– А как же ты на кухне, там же лечь негде? – спросил я.
Макс театрально закатил глаза. Мол, ему и на кухне будет хорошо. Он, конечно, был артист.
Медичек звали Валя и Жанна. Они были старше нас на два года. Макс балагурил, рассказывал смешные и невероятные истории. Я делал умное лицо. Мне эта хитрость как бы сходила с рук. Хотя кому это нужно, даже если ты в самом деле умняк? Обе девчонки не сводили глаз с Макса. Они млели, когда он устроил игру в бутылочку, льнули к нему. Казалось, готовы были лечь с ним вдвоем.
Когда пришло время разбиться на пары, Макс подмигнул мне и потянул беленькую Валю на кухню. Мы остались с Жанной одни. Возникла неловкая тишина. Жанна сидела с напряженной спиной, глядя куда-то в сторону. Я для неё как бы не существовал.
– Ну и чего молчишь? – сказала она, наконец. – Расскажи что-нибудь, повесели. Или полезешь за пазуху без лишних разговоров? Что тебе натрепал Макс? Что меня легче взять, чем Вальку? Он ошибся, всё наоборот.
Я чувствовал себя полным ничтожеством.
– А давай напьемся, – неожиданно предложила Жанна. – Давай напьемся и ляжем. И пусть они думают, что хотят. Наливай!
Я налил в рюмки светлого сухого вина. Рука у меня дрожала.
– Пей до дна!
Я выпил, а Жанна только пригубила рюмку.
– Наливай себе ещё. Не могу же я пить с тобой на равных.
Я налил и выпил, а Жанна снова только пригубила рюмку. Я почувствовал слабость в ногах и кружение головы. Я понял: еще одна рюмка и я свалюсь под стол. До этого мы с Максом пили водку, причем, я не закусывал. Стеснялся. Короче, нельзя пить после водки вино, но этого я ещё не знал.
Жанна отставила рюмку, поднялась из-за стола, легла на кровать. Юбка приподнялась, стали видны округлые колени и верхний краешек чулок. Этот краешек совсем помутил мое сознание. Стараясь твердо держаться на ногах, я подошёл к кровати. Жанна звонко и совершенно беспричинно засмеялась. Я никак не мог понять, чем я так её рассмешил.
– Ты целоваться-то умеешь? – спросила она.
С девчонками я целовался. Но то были пионерские поцелуи, без секса.
– Ну, иди сюда, поучу.
Я лег рядом, её тело пылало. Я точно лег возле печки. Потолок ушёл куда-то в сторону. Я замер, дожидаясь, когда потолок встанет на своё место.
– Ну!
Жанна взяла мою руку и положила себе на грудь. Грудь её, небольшая, но выпуклая, выпирала из лифчика, мне захотелось ощутить её целиком. Жанна одним движением расстегнула лифчик, её дыхание стало частым и прерывистым. Я накрыл грудь ладонью и ощутил твердый сосок.
– Целуй.
Я полез к её лицу. Но она направила меня к своей груди.
– Целуй. Возьми в рот.
Я впился в сосок. Она застонала и полезла рукой мне за пояс. Расстегнула ремень, взяла в ладонь мой вздыбленный пистон.
– Давай так, – прошептала она. – По-другому не могу. По-другому – только после свадьбы, и не с тобой. Целуй крепче, ещё крепче! Это называется петтинг, тебе понравится.
В отличие от Макса я никак не мог приспособиться к учителям. Особенно долбала меня математичка.
– Где ты учился, Терехов, скажи нам по секрету, в какой деревне? Кто определил тебя в девятый класс? Тебе в пятом учиться надо. Что у тебя в голове, Терехов? Опилки? Знаешь, как зовут тех, у кого такая деревянная голова? Буратино!
Класс ее шуточку не поддержал, хотя она на это рассчитывала. Кто-то подхалимски прыснул, но это не в счет.
Училка ёрничала, но фактически была права. Точные предметы мне давались туго. А если совсем честно, вообще не давались.
– Кто поможет Терехову подтянуться? – скрипучим голосом спросила математичка.
Я сразу глянул на Малю Эккерт. Вот с кем бы я с радостью позанимался. И не только математикой. Красивая девчонка, ничего не скажешь. Правда, смотрит на ребят строго, близко не подпускает. Но, по словам Макса, это сплошное притворство. Это пройдет, достаточно заняться немочкой всерьез.
Маля толкнула локтем сидящую рядом свою подружку Лизу, ладненькую, фигуристую, с щечками, как у хомячка. Та робко подняла руку.
– Я попробую поднять.
После уроков мы остались, она подошла к доске и начала мне что-то разжевывать. А я украдкой рассматривал её прелести. Макс поделился, что он проводил ее домой, им не хотелось расставаться, тогда он пригласил ее к себе, ну и…Он произнес мерзкое слово «оприходовал». Вот я и старался понять: была девочка, стала женщина, что же в ней изменилось?
– Терехов, – строго сказала Лиза, – я откажусь тебя подтягивать.
– Очень надо! – я схватил портфель и начал выбираться из тесной парты.
– Погоди, – остановила меня Лиза. – Ну, чего сразу психовать? Смотри, какой обидчивый. Ты меня раздеваешь глазами, а я тебе и слова не скажи? Ты какой-то дикий, – примирительно продолжала она. – Совсем не умеешь общаться с девчонками. Между прочим, у нас полкласса переписывается.Ты знаешь об этом?
Я переспросил с удивлением:
– Как это?
– Очень просто, записки друг дружке пишут. Хочешь попробовать? Я могу первая написать.
– Лучше Максу пиши, – с издевательской интонацией ответил я.
Лиза густо покраснела всем лицом:
– Что он тебе сказал?
– Ничего он мне не говорил, я и без него знаю.
У Лизы хлынули слезы:
– Что ты знаешь? То, что ты знаешь, гнусная ложь. Он так хочет меня добиться. Мол, расскажу о тебе, что ты такая-сякая, если… Зачем ты с ним дружишь?
Слезы заливали Лизе лицо. Не поверить ей было невозможно. У меня в голове не укладывалось: как Макс так может.
– Выходит, он тебя оклеветал?
– Он просто хочет казаться мужчиной, который может всё.
Занятия с Лизой ничего не дали. Я пробовал зубрить, но помнил некоторые правила только до выхода к доске. Став лицом к классу, я терял дар речи. Хотя, казалось бы, кого стесняться? Все свои.
После очередного провала ко мне подошла Маля Эккерт.
– Прежде чем отвечать урок, скажи, что волнуешься, и мандраж сразу пройдёт.
Я смотрел с недоверием: шутит?
– Попробуй. Это известный ораторский приём.
На следующем уроке математики я вышел к доске, глянул на Малю, почесал в затылке и сказал:
– Извините, я волнуюсь.
Класс упал на парты от хохота. Математичка ударила широкой линейкой по столу. Она решила, что я прикалываюсь. Я был объявлен шутом гороховым и чуть не выставлен с урока. Спас меня Макс.
– Не надо выгонять его, – попросил он.
Я замер: неужели училка послушает?
– Ладно, Макс, только из уважения к тебе, – чуть помолчав, сказала математичка.
Она никогда не ловила Макса на незнании урока. Никогда не вызывала к доске, пока он сам не поднимал руку. Он уже в том возрасте был внушительным.
По натуре я был мечтатель, отсюда рассеянность, неумение концентрировать внимание, включать память. Я мог улететь на уроке очень далеко.